18:23, 14.07.2017
Читайте в предыдущей серии – «Кремлевская, 17: как Александровский пассаж прославил Руша, «подловил» Википедию и «породнился» с Шопеном». Все материалы рубрики, начинавшейся с улицы Баумана, здесь.
Продолжим наши скромные заметки об Александровском пассаже на Воскресенской. Напомним, что из Александровского он превратился в Городской в 1890 году, после продажи его Ольгой Сергеевной Александровой городу (хотя публика продолжала называть его Александровским). Это была именно продажа, пусть и с очень большой уступкой, а не дар, как часто пишут. Ольга Сергеевна понимала, что город – это не сирота без средств к существованию, и вполне может приобрести замечательное здание за весьма скромную сумму. Было множество бедных людей, которым она помогала очень щедро, зачастую без огласки, здесь же была сделка.
Ольга Сергеевна Александрова-Гейнс в 1912 году
В этом выпуске заметок будут частности и подробности. Например, городскую краеведческую общественность волновал вопрос: куда же делась фигура рыцаря в латах, стоявшая в холле пассажа? Автор заметок не мог не отозваться на зов общественности и предпринял тщательный поиск. Поиск принес результат. В одном из номеров «Красной Татарии» в самом начале 1924 года помещена заметка «Кража из Пассажа». Вот она:
«Из бывшего Александровского Пассажа неизвестные воры похитили, вынув из дверей, два зеркальных стекла и бронзовую статую весом около 8-ми пудов. Домоуправлением статуя оценивается в 500 рублей.»
Теперь о часах, циферблаты которых можно видеть на куполе полуротонды на углу фасада Пассажа. Чего только о них не писали. Чаще всего изготовление этих часов приписывали известному казанскогоу часовщику и торговцу ювелирными украшениями П. И. Климову, чья огромная вывеска висела на Пассаже. Но Петр Ионович не имел к ним никакого отношения.
Были и другие варианты ошибок. Даже почтенный Ильдар Алиев (ныне покойный), настоящий краевед-исследователь, писал в журнале "Дворянское гнездо" почему-то о французской часовой фирме, хотя аж на трех циферблатах ясно написано, что часы изготовлены фирмой J.F. Weule in Bockenem. А Бокенем находится не во Франции, а в Германии, в Гарце. Журналистам (какой с них спрос) вдруг показалось, что это часы этой фирмы весьма редки и они не преминули поделиться своими фантазиями с публикой, пренебрегая правилом «не знаешь – не пиши». Фирма J.F. Weule in Bockenem была одним из основных поставщиков такого рода часов для России, особенно часто ее часы можно было встретить на станциях русских железных дорог.
Йохен Хойслер и Хельга Шульце в 2008 опубликовали отличное исследование в части наличия часов этой фирмы в Петербурге. Я покопался в немецких часовых ресурсах - там много подробностей об этой фирме. Часы этой же фирмы стояли на Блиновском пассаже в Нижнем (сейчас их починили и поставили на одну из колоколен). Кроме того, часы фирмы J.F. Weule in Bockenem стояли в имении принцессы Ольденбургской "Рамонь". А в Питере их конечным распространителем была фирма "Винтер" - этим и объясняется разночтения в описаниях одних и тех же часов: в одних это часы фирмы "«Фридрих Винтер,С.-Петербург».", в других - J.F. Weule in Bockenem. Введите словосочетание « J.F. Weule in Bockenem» в поисковик - получите удовольствие. Среди ссылок есть и ссылки на на отличный каталог и виды музея этой фирмы.
Потомок основателя часового и колокольного заведения И.Ф.Войле стал большим почитателем фюрера и был произведен им в почетные граждане Бокенема, на самой фабрике использовался труд советских военнопленных, а 8 апреля 1945 года Бокенем заняли американцы. Дела шли неважно и в конце концов фабрика была закрыта. Зато в декабре 1970 года был открыт музей, в котором собирают старые часы и колокола, выпущенные на этой фабрике.
На месте наших властей или новых собственников пассажа давно бы уж обратился к тем музейщикам с просьбой помочь наладить часики.
Почти 90 лет тому назад скончался замечательный человек, чья деятельность в течение двенадцати лет была связана с Пассажем. Именно в Пассаже талантливый типограф и издатель Иван Николаевич Харитонов начал в 1896 году свое собственное дело. Все, что о нем написано, имеет практически один источник – небольшую брошюру, изданную к юбилею его деятельности с небольшими дополнениями из работ покойного книговеда Абрара Каримуллина. Особо отмечаются заслуги И.Н.Харитонова в области татарского книгоиздания. Наиболее связно жизненный путь известного типографа изложен Азатом Марсовичем Ахуновым. Цитирую его с некоторыми купюрами.
История зарождения и развития татарского книжного дела немыслимо без имени казанского типографа Ивана Николаевича Харитонова... Именно он поставил это дело на крепкую профессиональную основу, беспрестанно совершенствовал технологию, разрабатывал всё новые и новые шрифты, стремился к тому, чтобы книга, вышедшая из его типографии, сохранялась долгие годы. "Татарский Гутенберг" — так его прозвала татарская печать, когда в 1909 году отмечалось 40-летие профессиональной деятельности Харитонова.
Наверное, не осталось ни одной татарской газеты или журнала, которые не поместили бы панегирики в адрес казанского типографа. Авторитеты тюрко-татарского мира прислали в адрес Харитонова личные поздравительные телеграммы. Да и сам Иван Харитонов не прочь был почувствовать себя "радетелем татарской нации": снимался для газет в тюбетейке, иначе говоря — вошёл в роль. Но, как говорится, от любви до ненависти один шаг. Когда спустя время из его типографии вышли Кораны с досадными опечатками и пропусками, татарская печать так же дружно набросилась на своего вчерашнего кумира. Дело дошло до того, что некоторые горячие головы предложили судить Харитонова за его преступную неосмотрительность. Правда, со временем ему простили и этот "грех".
В 1869 году десятилетним мальчиком Иван Харитонов поступил учеником наборщика в типографию Казанского университета. Его первым наставником стал татарин Ибрагим Кавалеев. К радости мастера, ученик проявил недюжинные способности и смекалку. Уже через три месяца Харитонову назначают полный оклад, а вскоре он сам начинает обучать новичков наборному делу. В университетской типографии Иван Харитонов научился набирать тексты на самых различных языках. Жадный до знаний юноша начинает изучать иностранные языки, в совершенстве овладевает татарским.
В 22-летнем возрасте уже опытного специалиста Ивана Харитонова приглашают старшим наборщиком в типографию Казанского губернского правления. Дальше его карьера развивается по возрастающей. Казанский типограф Г.М.Вечеслав, прослышав о молодом мастере, переманивает его в свою типографию и вскоре назначает управляющим. Именно здесь проявилась коммерческая хватка Ивана Харитонова. С одобрения Г.М.Вечеслава он берётся за коренную реорганизацию типографии — начинает применять литографию и гальванопластику, заводит скоропечатные машины. Результат не заставил себя долго ждать. Высокий уровень полиграфической культуры и награды на выставках создают типографии высокую репутацию у татарских издателей и читателей.
Хозяин типографии не нарадуется на своего управляющего и в 1893 году отправляет Харитонова посетить ряд европейских стран с целью изучения типографского дела, но, видимо, испугавшись, что без опытного руководителя дело встанет, вскоре отзывает его из поездки. Цензурные преследования стали причиной отказа Г.М.Вечеслава от печатания книг и содержания типографии и уже через год он продает её Б.Л.Домбровскому. В знак благодарности за отличную работу Иван Харитонов получает татарских книг на сумму 4000 рублей, продаёт их с большой выгодой.
На вырученные средства открывает собственную типографию и, засучив рукава, принимается за работу. Дело пошло. В 1902 году для изучения достижений типографского и полиграфического дела Иван Харитонов снова едет в Европу — посещает типографии Вены, Дрездена, Лейпцига, Берлина. В этом же году он приступает к печатанию татарских книг, хотя первоначальную ставку делает на выполнение заказов русских издателей. Первым татарским издателем его типографии был писатель Галиасгар Камал, который в будущем стал близким другом Харитонова. Совместно с Г.Камалом (который был хорошим каллиграфистом) и художником-гравёром Ибрагимом Юзеевым Иван Харитонов приступает к созданию новых образцов арабо-татарских шрифтов, которые стали новым словом в деле усовершенствования искусства татарского шрифта.
Трудно оценить вклад Ивана Харитонова в дело развития татарской книжной культуры. В те годы, когда власти с подозрением смотрели на всякую печатную продукцию, выходящую на арабском шрифте, Харитонов не испугался и стал большим другом татар. В 1916 году он продаёт своё предприятие и уходит из книгоиздательского мира. В годы нэпа И.Н.Харитонов попытался было открыть частную типографию, но не получил разрешения. Дальнейшая судьба "татарского Гутенберга" не достаточно хорошо изучена.
С 1908 года типография Харитонова находилась в приобретенном им доме Кремлева на углу Воскресенской и Малой Казанской (она же Поперечно-Казанская, ныне Миславского). Дом после покупки был приспособлен под типографию с изменением фасада в духе модерна. Над домом возвышался барельеф с типографским сюжетом, нечто такое гутенберговское. Барельеф держался долго, и была полная возможность его подновить или вылепить копию. Но в Казани это никому не надо и барельеф при ремонте исчез навсегда.
В советские годы в помещении бывшего ресторана «Пале де кристаль» открылся кинотеатр «Пионер». Среди детских кинотеатров «Пионер» однажды занял какое-то почетное место во всесоюзном масштабе. Автор этих строк может подтвердить, что время перед каждым сеансом там использовалось до последней минуты.
Встречи с теми, кого впоследствии стали называть «интересными людьми» (тогда такого термина пресса не знала), выступления самодеятельных детских коллективов, выставки моделей самолетов – почти все там было интересно. Но маленький и тесный "Пионер", лепнина которого была покрыта многочисленными слоями краски, выглядел предельно провинциально (как и все, впрочем, казанские кинотеатры без исключения).
Да и вообще Пассаж во времена моего детства выглядел довольно уныло и сумрачно. Единственно, что тогда интересовало, так это канцелярский магазин недалеко от входа в «Пионер», в самой глубине светового зала. И интересовал этот магазин не меня одного. Не знаю почему, но к прилавку было трудно пробиться.
Чертежные доски, рейсшины, авторучки, наборы карандашей «Искусство» в 48 цветов, красно-синие карандаши «Кремль», краски, пластилин, пеналы и перья – разрешенные 86-е и запрещенные «скелетики», записные книжки со справочными разделами. Ну и конечно готовальни – от самых простых до роскошных, они просто завораживали.
Жили тогда очень небогато, и покупка приличного альбома для рисования и той же готовальни была хоть и небольшим, но событием. Особенный ажиотаж вызывали контурные карты по географии и истории – их всегда почему-то недоставало.
Ближе к Черному озеру в стене Пассажа была, простите, уборная. Причем очень своеобразная. Никогда не закрывавшаяся полностью дверь, за ней помещение с полагающимися для уличного сортира девайсами и непрерывно стекающей водой. Зимой вода часто стекала по отвратительным сталактитам, и в любое время года об этом кошмарном заведении можно было сказать словами известной песенки: «сверху сыро, снизу грязно, посредине безобразно».
Вся стена была постоянно сырой на много метров это двери заведения, промокшие насквозь кирпичи наводили на мысль об их неминуемом разрушении. Трудно сказать сейчас, что мешало немедленно прикрыть эту омерзительную клоаку в пятидесяти метрах от центральной улицы и в сотне - от санэпидстанции. Но не прикрыли. И Пассаж не выдержал.
Лев Жаржевский
Читайте в предыдущей серии – «Кремлевская, 17: как Александровский пассаж прославил Руша, «подловил» Википедию и «породнился» с Шопеном». Все материалы рубрики, начинавшейся с улицы Баумана, здесь.
Использованы фото из архива автора и скриншоты Яндекс-картНовости по теме
Популярное
Новости Казани
АПК
Архив
Блоги и соцсети
ЖКХ
Кубок Конфедераций
Медицина
Образование и наука
Полезное
Политика
Происшествия
Промышленность, технологии, связь
Религия
Спорт
Строительство
Экология, природа и окружающая среда
Экономика и бизнес
Новости партнеров